Игорь Тихорский - Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецов. Почти конец света]

— Здорово, Чернышев.

— День добрый.

Старый урод. Но чувств выказывать нельзя.

— Решил подзаработать? Много Кротков обещал?

Ему приходится сильно повысить голос, порывы ветра нешуточные. Звук улетает в сторону.

— Смотря на чем.

— Бедняга. Я про Диму. Стараешься накропать что-нибудь по этому делу?

— Вроде.

— И как?

— А?

Вновь ветер. С-сука, ну и местечко.

— Успехи как? — Он поднимает воротник и складывает ладони рупором.

— Помаленьку.

— Чернышев, ты считаешь себя хорошим опером? Честно, без запинки. Хорошим или плохим?

— Средним.

— Это не ответ!

— Ни пса не слышно! Рискнешь в парадную со мной заскочить?

— Валяй!

Щас. Искать открытую парадную — гаже некуда. Это ж центр города, сплошные офисы. На хера меня сюда притащили? Когда мы вползаем в подворотню и переводим дух, я об этом и веду речь.

— Рассчитал плохо.

Ну не козел?

— Так что, Чернышев, ты хороший опер?

— Допустим.

— Теперь запомни. Как бы ты ни был хорош, до меня тебе далече. Я всегда лучший. И если уж я ничего не смог, то другие тем паче.

— А ты пытался?

— Пытался?! Я прошерстил всех его корешей до единого. Я изучил деловые контакты, причины конфликта с азерами. Я даже обшарил места, где он чаще всего бывал, и побазарил с хозяином «Найт-клаба». Пусто.

— «Найт-клаб»?

— Ты не в курсе?

— Вообще-то, — скромно заметил я, — информацию я собирался получить от тебя.

— Погоди гнать. «Найт-клаб» — бесподобное изобретение Грини-Баксика. То есть изобретение не его, но Баксик таперича — хозяин «Найт-клаба» на Гагарина. Функционирует сие заведение уже три года. А Дима зачастил туда. За последний месяц присутствовал чуть не еженощно. Иногда с Юлечкой.

— Танцевал?

— Танцевал и вкушал. В умеренных количествах. Причем клуб паршивый. Ну, марку держит, но солидный сброд там редко светится.

— А Гриня?

— Молчит. Мол, клиенты разные, клиентов много, я в стороне, всех помнить не обязан.

— Стволом в рыло пробовал?

Маковкин повеселел. Но сразу скис.

— Баксик — большой человек. Его теперь трогать руками запрещено. «Крыша» у него солидная.

— Валютчик — большой человек? — не поверил я.

— Отток специалистов за рубеж и отсутствие конкуренции порождают новую волну уголовных авторитетов в сфере ночного обслуживания. Короче — времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.

— Ладно, оставим Гриню и внедримся в большой бизнес. Кто такая Юля?

— Юлечка? Зачем она тебе? Баба в полном отрубе с тех пор, как по «Информ-ТѴ» Диму представили как главу питерской мафии. О делах Диминых она ни сном ни духом. Я пытался ее утешить, бесполезняк.

— Как же ты ее утешал?

— Слушай, Чернышев! Хоть изредка думай, что городишь! Слово «любовь» когда-нибудь тебе встречалось?

— Встречалось, да слабо верилось.

— Это из-за убогости твоих мозгов. Она Диму любила.

— А он?

— Можешь смеяться, но — тоже.

— Господи, какой пассаж. Шарман, то бишь по-французски прелестно. А различной степени тяжести бабы, которых заводил себе Чернов, ее не смущали?

Маковкин брезгливо от меня отмахивается. Я ему омерзителен, как червяк крокодилу. Пусть, но я никогда не воровал вещи при обыске.

— Где Юля живет?

— Не скажу.

— Ладно, даю слово, что просто побеседую с ней. Не стану издеваться, ничего не стану. Просто расспрошу о Чернове.

— Разве ты в принципе умеешь молчать?

— О «гайке» и броши тогда, несколько лет назад, я смолчал.

— Ах вот как…

— Да.

— Шантаж? Ты хоть догадывался, почему я взял ее? Ты…

— Нет. И не собираюсь гадать, — соврал я. — Адрес Юли плюс отсутствие предупреждающих звонков, и мы расстаемся. Навсегда.

— Записывай… Если ее в квартире нет, значит внизу, в том же доме, в кафе сидит. Юля врачом в поликлинике работает, но сейчас отпуск взяла. Шок у нее… И учти, у Юли сын шести лет, звать Димой. Предупреждать я ее не буду, но ты…

Я повернулся к нему спиной и зашагал к собору, на ветер и холод. Маковкин потоптался у крыльца и вдруг крикнул мне вслед:

— Чернышев!

— Да?

— Хочешь понять, почему я помылил ту гайку?!

— Я уже ответил. — На фига мне его откровения?

— Но в телерепортаже вы наверняка фамилию слышали.

— Чертовы ублюдки.

— Возможно. Стоит ли столь сильно переживать. Глупо, честное слово. Глупо и бессмысленно.

— А я всегда такая. Глупая и бессмысленная. Попробуйте, может, удастся затащить меня в постель. Точно удастся. Всем удается. Зачем вы прогнали того?.. Я ему наверняка понравилась бы. А вам?

— Как в анекдоте: «Неправильно, но ход мыслей мне нравится». У меня другие цели.

— О да. Да, да, да. Вы станете выбивать признание о сотрудничестве с великим авторитетом Черновым. Считайте, что оно у вас в кармане. Еще что-нибудь? Сигарету, рюмочку коньяка? Мороженое, коктейль?

Я рассмеялся. Это произошло чисто инстинктивно при мысли о том, как я уже третий день пью за чужой счет. Смех оказал на Юлю весьма отрицательное воздействие.

— Так ты хочешь со мной переспать? — говорила она медленно, словно пробуя слова на вкус.

— Если я скажу «да» — тебе станет легче?

— Ты прав. Чертовски прав. Легче не станет.

Она сунула сигарету в рот и зашарила по столу в поисках зажигалки. Схватилась за «Крикет», прикурила и судорожно затянулась.

— У тебя отличный сын.

— Слишком развитый для своего возраста. В кого, спрашивается? — Юля от огорчения покачала головой. — Отец его — полный мудак, а я… Просто дура.

— Где его отец?

— Спился и сбежал в другой город. Бичует под Владивостоком. По крайней мере бежал туда.

— Ты врач?

— Если того, кто работает в районной поликлинике, и называют как-нибудь, то уж явно не врачом. И справедливо.

— Поставь себе диагноз. — Я старался уследить за зрачками, но они постоянно куда-то уплывали и были неуловимы, как Шамиль Басаев.

— Диагноз? Да, я пьяна. Чуть-чуть. Са-амую малость. Не настолько, чтобы испугаться урода, которого ты выгнал, но…

— С кем ты оставляла ребенка, когда приезжал Чернов?

— С предками! С родителями, бабушкой и дедушкой. У них двухкомнатная квартира и дача в Мурине. Мурино! Это же хлев! Свинюшник. Димка в восторге. Он больше любит дедушку и меньше — бабушку. А еще меньше — маму. Зато он оч-чень самостоятельный.

— Пускай родители его забирают. Звони им.

Она сурово погрозила мне пальцем и подмигнула.

— Это я успела, прежде чем собралась нажраться. А ты что — остаешься на ночь?

— Посмотрим. — Я зевнул. — Еще только полдень. Срок огромный. Вагон и маленькая тележка.

Родители Юли мне не понравились. В отличие от машины, серых «Жигулей»-семерки, на которой довольного до поросячьего визга внука увезли восвояси. Отец Юли, крепкий еще дедок, сперва затеял со мной перебранку, коронной фразой коей являлась:

— А, еще один выкопался? Откуда, сволочи, беретесь-то?

Я резонно возразил, что, дескать, не выкопался, а взялся, и у красивой женщины и поклонников много. Отец пытался с помощью кулаков отстоять свою точку зрения, однако я от диспута уклонился, затолкав родителя в салон и нежно посоветовав заводить мотор.

Юля, безучастная ко всему, дрожа от мороза, стояла рядом. Я буквально впихнул ее в квартиру, включил душ, раздел под иронические смешки и положил в ванну, больно ударившись коленом о раковину. Тело Юли было красиво.

Выдернув Юлю из ванной и завернув в белый махровый халат, я уложил ее в постель и велел спать. Она немедленно подчинилась и провалилась в сон, как ребенок.

Я отыскал в соседней комнате телевизор «Шарп» с микроскопическим экраном и, грызя завалявшуюся в хлебнице черствую буханку, принялся глядеть на лоснящегося лидера партии, любимца московских интеллигентов.

— Но ведь семьдесят процентов населения России недоедает… — робко вещала ведущая.

«Кто недоедает, пусть мне отдаст. Чтоб тебе всю жизнь на СУ-27 над Камранью летать». Приглушив звук, я принялся размышлять о том, что телевизор — подарок Чернова.

Однажды летом в кабаке я стал свидетелем разговора между четверкой «бультерьеров», гоняющих по залу крашеных официанток и вяло почесывающих здоровые волосатые ручищи, торчащие из рукавов гавайских рубах:

— Ко мне тут прокурор местный накатывал.

— Ну? Че ему надо?

— Меня не было, так он мать достал совсем. «Я, — орет, — не позволю на государственной земле самоуправничать». И ордером, козел, размахивает. А у меня участок фиговый совсем, воды нет, на даче-то. А тут речка в метрах двухстах, за лесом. Ну, я лес порубил к чертовой матери. Чего ж, без воды сидеть? Прокурор раскомандовался, так я наших подговорил, они тоже лес снесли до речки к едрене фене.